Э

Мир энциклопедий

encyclopedia.ru

Энциклопедия «А. П. Чехов» или червь капусту гложет

Фельетон

  • 26 октября 2012
  • выбор редакции
  • просмотров 10654
  • комментариев 8
А. П. Чехов: энцикл./ Сост. и науч. ред.: В. Б. Катаев. — М.: Просвещение, 2011. — 695, [1] с.: ил., портр.; 30 см. — Указ. упоминаемых произведений А. П. Чехова: С. 679-683. — Указ. имен: С. 684-695. — 5000 экз. — ISBN 978-5-09-019741-0 (в пер.).
Лицевая сторона переплёта энциклопедии «А. П. Чехов» (2011)Поговорим-ка опять о свободе слова! Профессор Сергей Дурылин, гениальный поэт и мыслитель ХХ века, считал гением свободы даже не столько привычного Пушкина, а Антона Павловича Чехова:«О чём бы ни писал, что бы ни делал, – всегда был свободен и неопустительно блюл эту свою свободу». То-то ещё Лев Толстой призывал: слушайте Серёжу Дурылина…

С другой стороны – насколько свободен литературовед, пишущий о Чехове? Возьмём в этот раз для разбора юбилейное издание – энциклопедию «А.П. Чехов», вышедшую к 150-летию (М.: «Просвещение», 2011. / Ред. В. Б. Катаев). Вынесенный в титул жанр энциклопедии предвещает объективное зеркало и, в общем-то, минимум свободы. От энциклопедии ждут полноты строгих фактов, описаний предмета, но никак не лирики или фэнтези, на что спрос (небольшой!) в другом месте. Образцом жанра в этом отношении остаётся Лермонтовская энциклопедия 1981 года.

Любимым словом в чеховской оказалось – «возможно». Так, любопытен переход мысли в статье о «Рассказе старшего садовника»: Вполне возможнособеседники говорили о книге «На воде»… Можно полагать, и о рассказе «Дорогого стоит»… И следующей строкой – уже твёрдое решение: Итак, Мопассан и Толстой, «На воде» и «Дорогого стоит» были темой размышлений Чехова в октябре 1894 г.

Также: Палата № 6 – часть города, город – часть мира. Сама эта формула, возможно, восходит к Марку Аврелию… Возможно!

Также: Имя и отчество главной героини – Анна Акимовна, вероятно, содержит намёк на Богородицу, родителей которой звали… Вероятно!

Кто читал само «Бабье царство» – оценит остроту такого прочтения… Зачем этот странный кентавр из отца и матери в одном лице? Чехов таким неожиданным способом намекнул на Богородицу! Намёк вообще чужд чеховской стилистике, это не Демьян Бедный… В энциклопедисте же виден большой знаток церковного дела и мастер контекста: наложение истории чеховской богачки и её несчастного отца Акима Ивановича на кондак «Иоаким и Анна поношения безчадства» не всякому придёт в голову, но что из этого следует? Страшно подумать, будет смешно… Спросить бы самого Чехова! Бумага же всё терпит…

Также о «Смерти чиновника»: Червяков – незначительное лицо; возможно, фамилия ведёт происхождение от державинской строки в оде «Бог» («Я царь – я раб, я червь – я Бог!»)

Яхнин О. Иллюстрация к рассказу А. П. Чехова «Смерть чиновника»Всё возможно! Тогда продолжим – а не более убедительным покажется такое наше решение: фамилия ведёт происхождение от строки Платона Каратаева («Червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае»)! Это очень согласуется с сюжетом рассказа и его финалом: пропадает Червяков... Ведь если опираться на энциклопедию, в ней нет никаких упоминаний о Державине, а вот Толстой есть: с ним был знаком Чехов. И было бы не худо помянуть в книге Державина, хотя бы статью брата Александра Павловича о Державине, но державинское происхождение Червякова не возможно!

Произведения Чехова преподносятся как некое «мифологическое пространство» (с. 142), и авторы статей творят свои собственные мифы, которые совершенно не ожидаемы в энциклопедии. Та же «Палата № 6» прочитывается через затейливую нумерологию: как всегда, число 6 связано с Апокалипсисом, но, оказывается, его ещё надо разложить «на следующие натуральные числа: 1, 2, 3, 4, 5, 6» (с. 143) и выискать их повсюду: обедал в 3, пил в 5, засыпал в 3, ночевал 2 раза, деньги дали 2 года назад и проч. Логичен, но бессмысленен итог этих расчётов: «Чехов не даёт ответа на вопрос «Как выбраться из этой ловушки?». Ответ должны найти мы сами» (с. 144). Должны! Ради этого мы и открываем энциклопедии…

Миф литературоведа очень категоричен, все эти «возможно» – только ненужная фигура речи: читать так и не иначе... Иногда категоричность выражена без фигур. Вот в рассказе «Убийство» герой вглядывается вдаль, горизонтально, но в энциклопедии опишут это так: «можно сравнить этот взгляд со взглядом из идущего на посадку самолёта». Нельзя! Чехов бы скорее сравнил со взглядом идущего на посадку орла, или аиста, или ангела…

А в статье о детали каждая деталь припечатана однозначным и очень поучительным определением: «белый галстук – знак трудовой победы», «белый жилет – знак ренегатства», зато сорвать с себя тугой белый галстук значит быть недостаточно влюблённым: «Если бы Старцев был истинно, безоглядно влюблён, он, скорее всего, не замечал бы внешних раздражителей», то есть петли на шее (с. 268). Пил уксус, крокодилов ел – детали любви… Теперь вот тугой галстук. Конечно, в энциклопедии очень не хватает статьи «Чехов о любви», поэтому осмелимся заявить, что всякое «истинно-безоглядно» – это вовсе не Чехов, это, скорее, Евтушенко.

Мифологизировано и пространство самих статей этой книги: статья по поводу общеизвестного рассказа «Смерть чиновника» заняла почти три страницы громадного формата, а статья о куда более весомой «Попрыгунье» – 0,5. На пространстве статьи трижды поместился бы сам текст «Смерти чиновника» – здесь же цитатами вошла почти его половина! А можно и в длинной статье о «Дуэли» упомянуть только двух героев повести. И что осталось от повести?

Словом, вместо энциклопедического описания предложены некие эссе, где на первом плане впечатления и формулы автора статьи, а не суть дела. В энциклопедии не выдержаны единообразные требования ни к содержанию, ни к структуре, ни к объёму статьи этого строгого жанра. И добро бы в эссе было передано что-то яркое и убедительное – нет, даже хрестоматийные, школьные произведения («Ионыч», «Крыжовник», «Вишневый сад» и др.) могут быть поняты, мягко говоря, совершенно иначе и ничуть не хуже.

Не хуже, не хуже – каждый может попробовать. Вот, допустим, о той же «Смерти чиновника» говорят нам здесь, что фамилия генерала Бризжалов идёт от слова брюзга… Просто в этом убеждён энциклопедист, так ему слышится, никаких мотивов в тексте рассказа: генерал вовсе не показан брюзгой, что ясно и самому автору статьи, поэтому для правдоподобия всё это будет им названо «новой эстетической оценкой». Словом, фантазия литературоведа. Но как же не заметить совсем другой толк, вполне отвечающий стилю Чехова и этого рассказа, самый очевидный: реализация метафоры, заложенной в имя. Чехов и себя самого уподоблял св. Антонию! И часто такое встречается в текстах. Так вот, весь комизм рассказа держится на том, как Бризжалову раз за разом в глаза говорят, что его «обрызгали», брызжет (скажем, Плевако бы непременно оплевали и т. д.). Не будем настаивать на новом эстетическом качестве, просто это одна из сторон чеховского смеха, не раскрытого ни в выбранной статье, ни в энциклопедии целиком. Ну нет смеха у Чехова! Ни в «Поэтике», ни в «Мировоззрении»: вот Спенсер есть, а Смеха нет.

И очень много общих слов, но с претензией на самое ключевое в Чехове: «основная чеховская тема «ориентирования» человека в жизни» (с. 278); «автор – носитель истины, этико-эстетической нормы» (с. 281); «этот рассказ посвящён теме растерянности и дезориентированности человека на пороге смерти» (с. 128); «каждый раз торжествует жестокая смелость выбора завершения сюжета» (с. 272; отметим, как тонко в этой фразе сочетается высокий пафос с тройным родительным падежом). А как вообще может писатель посвятить рассказ теме этого же рассказа, даже если это тема дезориентированности человека – великая, вечная, но нечеховская тема?.. Вот рассказ «Счастье» Чехов действительно посвятил Я. П. Полонскому

Лишь в немногих статьях даны скромные, но точные представления о произведениях: «Драма на охоте», «Женское счастье», «Жилец», «Из Сибири», «Панихида», «Тайный советник», «Тяжёлые люди», «Хористка» и др. – где кратко переданы история создания и суть произведения, без лирики и мифологизации, но, кстати, вполне выразительно и с присутствием авторского стиля, на что никто не будет покушаться и в энциклопедической статье, была бы информативность…

В конце концов, остаётся неясным, на кого рассчитана энциклопедия: для несколько знакомого с Чеховым, но не входящего в круг нынешних чеховедов, она неубедительна, для того, кто не знает тот или иной рассказ, эти эссе малоинформативны, а сам Чехов едва ли привлекателен. Филологически Чехов не осмыслен.

Можно отметить точные решения в отдельных статьях (напр., «Заглавия», «Повторы», «Рамочный текст», «Фольклор»), но чаще всё какая-то неполнота: если «Автор и герой», то только в пьесах, если «жанровая природа» или «подтекст», то тоже только в пьесах. И вновь кудрявые эссеистические определения вроде кукольное начало, или рассказ открытие, или «казалось»-«оказалось» ситуация.

В целом книга имеет вполне оправданное деление на разделы, и, как водится сейчас, названия вынесены в колонтитулы. Есть в книжном деле такое определение – мёртвый колонтитул. Это когда вынесен какой-то общий для большой рубрики заголовок, а подразделов колонтитул не отражает. Так сделали и здесь: если пошёл колонтитул «Биография» или «Лит. связи», то уж на десятки страниц никаких изменений. И колонтитул теряет информативность, почти как орнамент (который здесь тоже есть).

Но вот этот недостаток технический отражает и суть дела: заявленная тема не развита энциклопедически полно. Мёртвый колонтитул – метафора этой книги. Форме не отвечает содержание.

Нет, никак не будем касаться небольшого раздела со странным названием «Мировоззрение А. П. Чехова. Его общественная позиция»! Этот разговор Бог знает куда заведёт. Просто перечислим статьи: Академический инцидент; Дрейфуса дело; Интеллигенция; Наука; Религия и пять персоналий: Бокль, Дарвин, Ницше, Спенсер, Шопенгауэр. Всё мировоззрение! Sapienti sat!..

Возьмём простые, наглядные вещи. Вот раздел «Памятные места» – но ведь далеко не всё, как ждёшь от энциклопедии. Есть самое привычное: Таганрог, Москва, Мелихово, Ялта. Точно расписаны Петербург, Сибирь. Но о памятном Баденвейлере будет упомянуто не здесь, а только в разделе о музеях, но это же разные подходы, иначе вообще не надо давать раздел о памятных местах. А где Звенигород и Истра, Серпухов? Даром что в Звенигороде больница носит имя Чехова… А в энциклопедии должны быть и более редкие, потаённые, не на слуху дорогие места. Вот, скажем, Богимово: установлен памятник, на старинном, рушащемся здании – художественно выполненная мемориальная доска с портретом писателя, туда уходят корни «Дома с мезонином» – а нет этого в «Памятных местах»: возможно, находка для многих читателей-ходоков по чеховским местам. Скорбно смотрит Чехов в Богимове на российское запустенье 21 века, здесь-то и понимаешь слова о небе в алмазах, о труде, о лопахинском будущем. А Богимово лишь строкой упомянуто в разделе хроники 1891 года и только (кстати, находится не на Оке, а на малой реке Мышеге).

Или раздел о современниках: из медиков упомянут только Г. А. Захарьин. Его Чехов сравнивал с Л. Толстым в литературе. А где же С. П. Боткин, уподобленный Тургеневу? Где Ф. Ф. Эрисман, которому стоит памятник на Девичьем поле? У кого учился Чехов? Где его однокашник Г. И. Россолимо, именем которого названа улица Москвы? Вообще, что за энциклопедия без раздела «Чехов и медицина»? Ведь и в литературе Чехов вывел более 300 героев-врачей…

Наконец, есть в энциклопедии и другие разделы под мёртвым колонтитулом.

Привычный материал писатель в критике описан в разделе о символизме, причём здесь будут упомянуты и несимволисты Розанов, и С. Булгаков, и Шестов, и тут же переходит в русское зарубежье. Иной прижизненной критики нет, только раздел «Символизм и Чехов».

Мёртвый колонтитул – крошечные разделы «Чехов в советской критике»: случайный, несистематизированный материал, где приводятся мимолётные реплики таких «чеховедов», как С. А. Есенин, Л. Д. Троцкий, В. И. Ленин и И. В. Сталин, но нет никакого серьёзного представления об изучении и публикации чеховианы. В упрёк эпохе даже привлекли ленинский план монументальной пропаганды 1918 года, где среди временных гипсовых памятников не значился Чехов. Но там не значились и Тургенев, и Гончаров, словом, это никакой не аргумент.

Даже текущие в тексте энциклопедии ссылки на публикации 1920-х – 1950-х годов дают больше информации, чем специальный раздел. Общий серьёзный и нужный очерк советского чеховедения прикрыт пустой, хлёсткой фразой, что, мол, «государство не понимает, поэтому и терпит его» (с. 653), здесь виден намёк, что ныне стало-де иначе. Кстати, неоправданным выглядит отсутствие особого раздела о публикациях и архивах: от прижизненных до всё более развёрнутых собраний сочинений. Как он издавался, тиражи, состав – это важнее критики. В этом смысле энциклопедия – жанр самый близкий к публикации текста.

Писатель умеет говорить и сам за себя, а там уж литературовед его гложет как хочет. Ведь сказал же возможный отец Червякова: «За слова – меня пусть гложет, За дела – сатирик чтит».

Большего ждал, когда увидел под колонтитулом раздел «А. П. Чехов в школе»: серьёзной информации, как входило творчество в школу, с каких давних годов, какие педагогические, методические решения и проч. Вместо этого даётся пересказ нескольких нынешних школьных программ с упоминанием учебников – тогда бы и раздел следовало назвать «Чехов в школьных программах 2011 года», не было бы обманутых ожиданий, если такая информация вообще имеет значение в энциклопедии.

И вот в разделе вымучивается какое-то различие этих программ, которые существуют себе формально, как и стандарты общего образования (почему бы эти стандарты тогда не упомянуть тоже?), и не дают никакой конкретной информации. Судить о Чехове в школе по программам и учебникам 2011 года – всё равно что читать одни колонтитулы в энциклопедии.

Раздел о школе завершает книгу, большое достоинство которой – много фотографий, вообще нефилологический материал, хорошая полиграфия при слабой редактуре, высокая цена – около 1500 р.

…Мы начали с Сергея Дурылина (1886–1954) – живой энциклопедии своего времени. Его имени, конечно, тоже нет в «А. П. Чехове». Так вот рядом с дневниковой записью 1928 года о чеховской свободе – любопытное решение: «Я люблю воображать Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чехова читателями того, что пишется и печатается теперь» («В своём углу»). Вообразим А. П. Чехова читателем энциклопедии… Узнал бы себя? И как бы он прочёл самого Дурылина, взявшего из Чехова даже заголовок для своих записей – «В родном углу»? Колоссальное различие, а свобода слова – одна для всех!

Основные издания новости

Упомянутые персоны, псевдонимы и персонажи


  • Теги
  • А. П. Чехов
  • Антон Павлович Чехов
  • Просвещение
  • Чехов
  • биографическая энциклопедия
  • литературная энциклопедия
  • литературоведение
  • персональная энциклопедия
  • русская литература
  • чеховедение

(Голосов: 4, Рейтинг: 3.66)

Комментарии

Предупреждение Для добавления комментариев требуется авторизация
  • Ссылка на комментарий
    ...В конце концов, остаётся неясным, на кого рассчитана энциклопедия: для несколько знакомого с Чеховым, но не входящего в круг нынешних чеховедов, она неубедительна, для того, кто не знает тот или иной рассказ, эти эссе малоинформативны, а сам Чехов едва ли привлекателен. Филологически Чехов не осмыслен...
    Авторы некоторых рецензий обозначают это издание как «Школьная энциклопедия», что само по себе может (опять — «возможно»!  Смущённо  Шутливо говорить о его некой «адаптированности» к школьному уровню — как по подбору источников и произведений, удостоенных повышенного внимания, так и по стилю подачи информации. В том числе — т. н. «предположительное наклонение», совершенно не претендующее на научность:
    ...Любимым словом в чеховской оказалось – «возможно». Так, любопытен переход мысли в статье о «Рассказе старшего садовника»: Вполне возможнособеседники говорили о книге «На воде»… Можно полагать, и о рассказе «Дорогого стоит»… И следующей строкой – уже твёрдое решение: Итак, Мопассан и Толстой, «На воде» и «Дорогого стоит» были темой размышлений Чехова в октябре 1894 г...
    Это все говорит о том, что мы теперь обозначаем «энциклопедией» любой школьный/вузовский учебник только лишь потому, что его структура якобы «соответствует типу справочного издания», как заявлено в аннотации к данной книге.   Скептически
    • 1/0
  • Ссылка на комментарий
    Есть в современном интернет-сленге понятие «многабукв» . Дык вот эта статья — самое  настоящее «многабукв». Понятно, что рецензия есть рецензия и фразой «читал-полная фигня» не обойдешься, но все же...
    Хотя позиция автора статьи понятна и, ПМСМ, вполне оправдана. Вот цитата из аннотации к обсуждаемой энциклопедии:
    Основное внимание в энциклопедии обращается на анализ произведений Чехова, включенных в школьную программу.
    А вот толковый словарь Ожегова говорит о том, что...
    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: научное справочное издание по всем или отдельным отраслям знания в форме словаря
    Большая Советская Э. Техническая э. Военная э. Лингвистическая э.
    или же:
    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: устар. книжн.
    приведенное в систему обозрение различных отраслей какой-нибудь науки
    Э. наук. Э. права.
    Ни слова о версиях, предположениях, школьной программе, анализе произведений. Впрочем, интеллигенты-гуманитарии часто этим страдают. Вместо точного и краткого изложения фактов — разливаются мыслью по древу в духе «сколько ангелов поместится на кончике иглы». Остается только в очередной раз пожалеть слово «энциклопедия». Суют его, куда ни попадя, бедное...
    • 1/0
  • Ссылка на комментарий
    В своей рецензии доцент Московского института открытого образования А. А. Аникин представил  разбор энциклопедического издания, которое вышло под редакцией В. Б. Катаева, доктора филологических наук, профессора МГУ, председателя Чеховской комиссии Совета по истории мировой культуры РАН. Разбор издания получился жестким, с профессиональным филологом трудно спорить, но и выпускали энциклопедию «А. П. Чехов» не дилетанты. Если в издании видят пособие для школьников и студентов, тоже неплохо, в любом случае просвещение — это благородное занятие.
    • 0/0
  • Ссылка на комментарий
    Игорь Прохоров пишет:
    Есть в современном интернет-сленге понятие «многабукв». Дык вот эта статья — самое настоящее «многабукв».
    А вы первоисточник сей статьи в руках держали, то бишь пресловутую Чеховскую энциклопедию? Мне довелось, и свои впечатления опишу другим термином интернет-сленга: «не торт». Первым сравнением вспомнилась знаменитая Лермонтовская энциклопедия советского выпуска, преследовавшая аналогичную цель. По сравнению с представленной чеховской — небо и земля.
    Статья критическая, критика абсолютно справедливая и оправданная,  но ощущение такое, что вы на это вообще внимания не обратили... Да и зачем, «многабукв» же, а их читать надо.   Шутливо
    • 1/0
  • Ссылка на комментарий
    Shiga, тираж энциклопедии — всего 5000 экз., цена — около 1500 р. Вы, значит, уже держали? Шутливо Ну-ну, впрочем, я, конечно, не подвергаю сомнению ваши слова.
    Впрочем, Вы и мой-то отзыв дочитали только до слов «многабукв». Там, после этих слов, есть кое-что еще, правда-правда.  Широкая улыбка
    Думаю, древние ребята из местности под названием Лаконика у Вас вызовут меньше раздражения, нежели интернет-сленг. Так вот,  ПМСМ, автор статьи немного заразился многословием, читая обсуждаемую энциклопедию. Равно, как и поэтичностью стремительных ассоциаций.
    ...колонтитул теряет информативность, почти как орнамент...
    ...Мёртвый колонтитул – метафора этой книги...
    ...всё равно что читать одни колонтитулы в энциклопедии...
    Дифирамбы колонтитулу, а также связанные с ним метафоры — не совсем то, что можно ожидать от рецензии на энциклопедию. Широкая улыбка

    Все это можно было изложить более лаконично. Шутливо
    • 1/0
  • Ссылка на комментарий
    Соглашусь с автором статьи в том, что энциклопедия подразумевает большую строгость в изложении… Хотя сейчас выпускается много справочных изданий с художественным характером изложения. Плохо это или хорошо? Мне кажется, если содержание качественное, то художественная вольность не повредит. Наряду с академически строгими изданиями имеют право на существование и более свободные по изложению (главное, не в ущерб фактологии). Кстати, рецензия Аникина, хотя и весьма критическая, возбудила интерес к этой книге – уж не знаю, чего добивался автор. С улыбкой Но захотелось почитать и сравнить впечатления.
    • 1/0
  • Ссылка на комментарий
    Татьяна Кигим
    ...
    Мне кажется, если содержание качественное, то художественная вольность не повредит
    ...
    Хмы... Несколько спорная точка зрения. Здесь и вот тут, по-моему, весьма неплохой пример: в энциклопедические статьи вставлены художественные «капсулы». Т. е. читаешь факты и сведения, дополненные художественным материалом. Так сказать, мухи отдельно, котлеты — отдельно. С улыбкой Автор же вышеизложенной рецензии акцентируется на том, что вместо фактов энциклопедия содержит домыслы с вымыслами околохудожественной направленности и весьма сомнительной ценности. Если человек открывает энциклопедию, он вправе ожидать увидеть в ней сведения, а не слабо аргументированные (или вообще не аргументированные) мнения автора энциклопедии. Восклицание
    • 1/0
  • Ссылка на комментарий
    Хотел бы как автор статьи отметить, что по жанру это  не рецензия, а фельетон, поэтому отвлечения. Собственно, проблема была не в этом издании, а в потоке своеобразной «креативности» в изданиях для школ.  Поскольку текст для газеты «Лит. Россия» был весьма сокращен, то воспользуюсь случаем, чтоб разместить здесь полно.

    Аникин Антон Андреевич, к. филол. н., доцент
    Червь капусту гложет... О Чехове
    Поговорим-ка опять о свободе слова! Профессор Сергей Дурылин, гениальный поэт и мыслитель ХХ века, считал гением свободы даже не столько привычного Пушкина, а Антона Павловича Чехова: «О чем бы ни писал, что бы ни делал, – всегда был свободен и неопустительно блюл эту свою свободу». То-то еще Лев Толстой призывал: слушайте Сережу Дурылина... С другой стороны – насколько свободен литературовед, пишущий о Чехове? Возьмем в этот раз для разбора юбилейное издание – энциклопедию «А.П. Чехов», вышедшую к 150-летию (М.: «Просвещение», 2011. / Ред. В.Б. Катаев). Вынесенный в титул жанр энциклопедии предвещает объективное зеркало и, в общем-то, минимум свободы. От энциклопедии ждут полноты строгих фактов, описаний предмета, но никак не лирики или фэнтези, на что спрос (небольшой!) в другом месте. Образцом жанра в этом отношении остается Лермонтовская энциклопедия 1981 года. Любимым словом в чеховской оказалось – «возможно». Так, любопытен переход мысли в статье о «Рассказе старшего садовника»: Вполне возможно ... собеседники говорили о книге «На воде»... Можно полагать, и о рассказе «Дорогого стоит»... И следующей строкой – уже твердое решение: Итак, Мопассан и Толстой, «На воде» и «Дорогого стоит» были темой размышлений Чехова в октябре 1894 г. Так же: Палата № 6 – часть города, город – часть мира. Сама эта формула, возможно, восходит к Марку Аврелию... Возможно! Так же: Имя и отчество главной героини – Анна Акимовна, вероятно, содержит намек на Богородицу, родителей которой звали... Вероятно! Кто читал само «Бабье царство» – оценит остроту такого прочтения... Зачем этот странный кентавр из отца и матери в одном лице? Чехов таким неожиданным способом намекнул на Богородицу! Намек вообще чужд чеховской стилистике, это не Демьян Бедный... В энциклопедисте же виден большой знаток церковного дела и мастер контекста: наложение истории чеховской богачки и ее несчастного отца Акима Ивановича на кондак «Иоаким и Анна поношения безчадства» не всякому придет в голову, но что из этого следует? Страшно подумать, будет смешно... Спросить бы самого Чехова! Бумага же все терпит... Так же о «Смерти чиновника»: Червяков – незначительное лицо; возможно, фамилия ведет происхождение от державинской строки в оде «Бог» («Я царь – я раб, я червь – я Бог!») Все возможно! Тогда продолжим – а не более убедительным покажется такое наше решение: фамилия ведет происхождение от строки Платона Каратаева («Червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае»)! Это очень согласуется с сюжетом рассказа и его финалом: пропадает Червяков... Ведь если опираться на энциклопедию, в ней нет никаких упоминаний о Державине, а вот Толстой есть: с ним был знаком Чехов. И было бы не худо помянуть в книге Державина, хотя бы статью брата Александра Павловича о Державине, но державинское происхождение Червякова не возможно! Произведения Чехова преподносятся как некое «мифологическое пространство» (с. 142), и авторы статей творят свои собственные мифы, которые совершенно не ожидаемы в энциклопедии. Та же «Палата № 6» прочитывается через затейливую нумерологию: как всегда, число 6 связано с Апокалипсисом, но, оказывается, его еще надо разложить «на следующие натуральные числа: 1, 2, 3, 4, 5, 6» (с.143) и выискать их повсюду: обедал в 3, пил в 5, засыпал в 3, ночевал 2 раза, деньги дали 2 года назад и проч. В годе окончания гимназии важна именно шестерка: 1863 – подчеркивает автор статьи, а денег осталось 86 рублей. Выведены сложные мифологические формулы 1+1=2, 5+1=6, 1000-500-414=86-32 (долг за пиво) (с. 144). Логичен, но бессмысленен итог этих расчетов: «Чехов не дает ответа на вопрос «Как выбраться из этой ловушки?» Ответ должны найти мы сами» (с. 144). Должны! Ради этого мы и открываем энциклопедии... Эх, какую поэму можно создать о чеховском числе 9499 в «Выигрышном билете», если вдохновиться энциклопедией! Миф литературоведа очень категоричен, все эти «возможно» – только ненужная фигура речи: читать так и не иначе... Иногда категоричность выражена без фигур. Вот в рассказе «Убийство» герой вглядывается вдаль, горизонтально, но в энциклопедии опишут это так: «можно сравнить этот взгляд со взглядом из идущего на посадку самолета». Нельзя! Чехов бы скорее сравнил со взглядом идущего на посадку орла, или аиста, или ангела... А в статье о детали каждая деталь припечатана однозначным и очень поучительным определением: «белый галстук – знак трудовой победы», «белый жилет – знак ренегатства», зато сорвать с себя тугой белый галстук значит быть недостаточно влюбленным: «Если бы Старцев был истинно, безоглядно влюблен, он, скорее всего, не замечал бы внешних раздражителей», то есть петли на шее (с. 268). Пил уксус, крокодилов ел – детали любви... Теперь вот тугой галстук. Конечно, в энциклопедии очень не хватает статьи «Чехов о любви», поэтому осмелимся заявить, что всякое «истинно-безоглядно» – это вовсе не Чехов, это, скорее, Евтушенко. Мифологизировано и пространство самих статей этой книги: статья по поводу общеизвестного рассказа «Смерть чиновника» заняла почти три страницы громадного формата, а статья о куда более весомой «Попрыгунье» – 0,5. На пространстве статьи трижды поместился бы сам текст «Смерти чиновника» – здесь же цитатами вошла почти его половина! А можно и в длинной статье о «Дуэли» упомянуть только двух героев повести. И что осталось от повести? Словом, вместо энциклопедического описания предложены некие эссе, где на первом плане впечатления и формулы автора статьи, а не суть дела. В энциклопедии не выдержаны единообразные требования ни к содержанию, ни к структуре, ни к объему статьи этого строгого жанра. И добро бы в эссе было передано что-то яркое и убедительное – нет, даже хрестоматийные, школьные произведения («Ионыч», «Крыжовник», «Вишневый сад» и др.) могут быть поняты, мягко говоря, совершенно иначе и ничуть не хуже. Не хуже, не хуже – каждый может попробовать. Вот, допустим, о той же «Смерти чиновника» говорят нам здесь, что фамилия генерала Бризжалов идет от слова брюзга... Просто в этом убежден энциклопедист, так ему слышится, никаких мотивов в тексте рассказа: генерал вовсе не показан брюзгой, что ясно и самому автору статьи, поэтому для правдоподобия все это будет им названо «новой эстетической оценкой». Словом, фантазия литературоведа. Но как же не заметить совсем другой толк, вполне отвечающий стилю Чехова и этого рассказа, самый очевидный: реализация метафоры, заложенной в имя. Чехов и себя самого уподоблял св. Антонию! И часто такое встречается в текстах. Так вот, весь комизм рассказа держится на том, как Бризжалову раз за разом в глаза говорят, что его «обрызгали», брызжет (скажем, Плевако бы непременно оплевали и т.д.). Не будем настаивать на новом эстетическом качестве, просто это одна из сторон чеховского смеха, не раскрытого ни в выбранной статье, ни в энциклопедии целиком. Ну нет смеха у Чехова! Ни в «Поэтике», ни в «Мировоззрении»: вот Спенсер есть, а Смеха нет. И очень много общих слов, но с претензией на самое ключевое в Чехове: «основная чеховская тема «ориентирования» человека в жизни» (с. 278); «автор – носитель истины, этико-эстетической нормы» (с. 281); «этот рассказ посвящен теме растерянности и дезориентированности человека на пороге смерти» (с. 128); «каждый раз торжествует жестокая смелость выбора завершения сюжета» (с. 272; отметим, как тонко в этой фразе сочетается высокий пафос с тройным родительным падежом). А как вообще может писатель посвятить рассказ теме этого же рассказа, даже если это тема дезориентированности человека – великая, вечная, но нечеховская тема?.. Вот рассказ «Счастье» Чехов действительно посвятил Я.П. Полонскому... Лишь в немногих статьях даны скромные, но точные представления о произведениях: «Драма на охоте», «Женское счастье», «Жилец», «Из Сибири», «Панихида», «Тайный советник», «Тяжелые люди», «Хористка» и др. – где кратко переданы история создания и суть произведения, без лирики и мифологизации, но, кстати, вполне выразительно и с присутствием авторского стиля, на что никто не будет покушаться и в энциклопедической статье, была бы информативность... В конце концов, остается неясным, на кого рассчитана энциклопедия: для несколько знакомого с Чеховым, но не входящего в круг нынешних чеховедов, она неубедительна, для того, кто не знает тот или иной рассказ, эти эссе малоинформативны, а сам Чехов едва ли привлекателен. Филологически Чехов не осмыслен. Так жанровое определение энциклопедии остается пустым звуком (или знаком? – см. далее о статье «Знак»), это можно было бы назвать без особых претензий в духе известных сборников «Молодые исследователи о Чехове», с акцентом на исследователях, а не на Чехове, и чудить себе на здоровье, – не говоря уже и о неполноте представленных материалов. Пусть в книгу вошли описания не всех почти 700 произведений Чехова, а около трети, но все же как не поместить общеизвестные «Дочь Альбиона», «Злой мальчик», «Сельские эскулапы», «Он и она» и мн. др.?.. (В скобках заметим, что неполон и именной указатель: среди отсутствующих каким-то образом оказался и основной автор энциклопедии – В.Б. Катаев, он же источник множества ссылок и идей. Кстати, и под некоторыми статьями нет имени их автора. Досадные упущения!) Еще большая неполнота удручает в других разделах книги. Возьмем «Поэтику»: здесь нет ни портрета, ни пейзажа, ни диалога, ни имени героя (как и нет поэтики чеховских псевдонимов), ни сюжета и конфликта и проч. ожидаемых вещей. Нет чеховского слова. Нет и пресловутого символа. Зато есть многообещающая статья «Знак» – оказывается, всего только об обессмысливании слов. В разделе «Поэтическое» все сведено к звуковым повторам: «синеватый–саван–сурово; номер–море–марля–взморье». Или «Коммуникация»! Оказывается, Чехов «стремится перебрать как бы все варианты нарушения правильной коммуникации» (с. 279). Стремится! Но и где же эти все? Никак не все! И почему же эта энциклопедическая статья не затронула нарушенную коммуникацию литератора: Серебряков, Треплев – было бы поучительно. Впрочем, о Серебрякове и Треплеве сказано с большим сочувствием в статье о «Дяде Ване» – с намеком, что все негативное о них несправедливо, профессор даже назван «символом неведомого человеку мира» (с. 225). Что ж, кого люблю – того дарю... «Поэтика» имеет странное свойство не совпадать с Чеховым. Пишут, положим, что «чеховский повествователь находится не рядом с читателем, а рядом с героями, не вне, а внутри художественного мира. Поэтому всегда можно ответить на вопрос: «Откуда он это знает?» (с. 280). Попробуем. Вот повествователь сообщает «В животе у Червякова что-то оторвалось» – откуда знает? Делал вскрытие, как сам автор? А откуда знает, что сказала жена Червякову? Откуда? Держал свечку, опросил вдову?? Ведь нам с хода внушают, что «всеведущий повествователь» остался в «дочеховской прозе» (с. 280). Насчет новаторского «нахождения рядом с героями» – справедливо, если только припомнить слова из знаменитой чеховской трилогии «Мертвые души» (1842): «Читателю сполагоря, рассердится ли на него Чичиков или нет, но что до автора, то он ни в каком случае не должен ссориться с своим героем: еще не мало пути и дороги придется им пройти вдвоем рука в руку»... Или: «Я подружился с ним в то время, Мне нравились его черты» (оттуда же). Чехов – новатор во всем! Совсем худо, когда схематичные построения пытаются доказать чеховским текстом: оказывается, «Ионыч забыл даже имя некогда любимой девушки» – это совершенно не вытекает из цитаты «Это про тех, что дочка играет на фортепьянах?» (с. 281); оказывается, в конце «Ионыча» повествователь впервые называет героиню именем «Котик», причем именно «сочувственно-ласково» (там же) – и это совершенно не вытекает из цитаты «А Котик играет на рояле каждый день, часа по четыре»: не «сочувственно-ласково», а «жестоко-убийственно-иронично», если уж нужен пышный эпитет... Да, «она заметно постарела, похварывает» – воистину Котик... Утверждение же, что только в этой фразе повествователь именует свою любимую героиню Котик, – сенсационно, но все же это просто фактическая ошибка, надо внимательнее читать текст. И на этой ошибке держится обобщение! Словом, абсолютное непонимание повествователя и его интонаций и просто плохое знание текста. Конечно, филологическое описание всегда неадекватно художественному тексту, но ведь не до такой же степени... Можно отметить точные решения в отдельных статьях (напр., «Заглавия», «Повторы», «Рамочный текст», «Фольклор»), но чаще все какая-то неполнота: если «Автор и герой», то только в пьесах, если «жанровая природа» или «подтекст», то тоже только в пьесах. И вновь кудрявые эссеистические определения вроде кукольное начало, или рассказ открытие, или «казалось»-«оказалось» ситуация. В целом книга имеет вполне оправданное деление на разделы, и, как водится сейчас, названия вынесены в колонтитулы. Есть в книжном деле такое определение – мертвый колонтитул. Это когда вынесен какой-то общий для большой рубрики заголовок, колонтитул не отражает подразделов. Так сделали и здесь: если пошел колонтитул «Биография» или «Лит. связи», то уж на десятки страниц никаких изменений. И колонтитул теряет информативность, почти как орнамент (который здесь тоже есть). Но вот этот недостаток технический отражает и суть дела: заявленная тема не развита энциклопедически полно. Мертвый колонтитул – метафора этой книги. Форме не отвечает содержание. Нет, никак не будем касаться небольшого раздела со странным названием «Мировоззрение А.П. Чехова. Его общественная позиция»! Этот разговор Бог знает куда заведет. Просто перечислим статьи: Академический инцидент; Дрейфуса дело; Интеллигенция; Наука; Религия и пять персоналий: Бокль, Дарвин, Ницше, Спенсер, Шопенгауэр. Все мировоззрение! Sapienti sat!.. Возьмем простые, наглядные вещи. Вот раздел «Памятные места» – но ведь далеко не все, как ждешь от энциклопедии. Есть самое привычное: Таганрог, Москва, Мелихово, Ялта. Точно расписаны Петербург, Сибирь. Но о памятном Баденвейлере будет упомянуто не здесь, а только в разделе о музеях, но это же разные подходы, иначе вообще не надо давать раздел о памятных местах. А где Звенигород и Истра, Серпухов? Даром что в Звенигороде больница носит имя Чехова... А в энциклопедии должны быть и более редкие, потаенные, не на слуху дорогие места. Вот, скажем, Богимово: установлен памятник, на старинном, рушащемся здании – художественно выполненная мемориальная доска с портретом писателя, туда уходят корни «Дома с мезонином» – а нет этого в «Памятных местах»: возможно, находка для многих читателей-ходоков по чеховским местам. Скорбно смотрит Чехов в Богимове на российское запустенье 21 века, здесь-то и понимаешь слова о небе в алмазах, о труде, о лопахинском будущем. А Богимово лишь строкой упомянуто в разделе хроники 1891 года и только (кстати, находится не на Оке, а на малой реке Мышеге). Или раздел о современниках: из медиков упомянут только Г.А. Захарьин. Его Чехов сравнивал с Л. Толстым в литературе. А где же С.П. Боткин, уподобленный Тургеневу? Где Ф.Ф. Эрисман, которому стоит памятник на Девичьем поле? У кого учился Чехов? Где его однокашник Г.Г. Россолимо, именем которого названа улица Москвы? Вообще что за энциклопедия без раздела «Чехов и медицина»? Ведь и в литературе Чехов вывел более 300 героев-врачей... Наконец, есть в энциклопедии и другие разделы под мертвым колонтитулом. Привычный материал писатель в критике описан в разделе о символизме, причем здесь будут упомянуты и несимволисты Розанов, и С. Булгаков, и Шестов, и тут же переходит в русское зарубежье. Иной прижизненной критики нет, только раздел «Символизм и Чехов». Мертвый колонтитул – крошечные разделы «Чехов в советской критике»: случайный, несистематизированный материал, где приводятся мимолетные реплики таких «чеховедов», как С.А. Есенин, Л.Д. Троцкий, В.И. Ленин и И.В. Сталин, но нет никакого серьезного представления об изучении и публикации чеховианы. В упрек эпохе даже привлекли ленинский план монументальной пропаганды 1918 года, где среди временных гипсовых памятников не значился Чехов. Но там не значились и Тургенев, и Гончаров, словом, это никакой не аргумент. Так же по случаю привлечен съезд советских писателей 1934 года – там не решались задачи чеховианы. В энциклопедии сказано, что имя Чехова неизменно присутствует в докладах (с. 652), но поясним как, да и отнюдь не неизменно: вот в основном докладе М. Горького есть лишь одно беглое упоминание: «Как и на Западе – наша литература развивалась по двум линиям: линия критического реализма: Фон-Визин, Грибоедов, Гоголь и т. д. до Чехова, Бунина, и линия чисто мещанской литературы: Булгарин, Массальский, Зотов, Голицынский, Вонлярлярский, Всеволод Крестовский, Всеволод Соловьев – до Лейкина и Аверченко и подобных» (Стен. отчет, с. 10) – и это что, повод для энциклопедического разбора в разделе, состоящем из менее чем двух страниц (ср. раздел о зарубежье – 7 с., о символизме – 5). Мертвый колонтитул! Даже текущие в тексте энциклопедии ссылки на публикации 1920-х – 1950-х годов дают больше информации, чем специальный раздел. Общий серьезный и нужный очерк советского чеховедения прикрыт пустой, хлесткой фразой, что мол «государство не понимает, поэтому и терпит его» (с. 653), здесь виден намек, что ныне стало-де иначе. Кстати, неоправданным выглядит отсутствие особого раздела о публикациях и архивах: от прижизненных до все более развернутых собраний сочинений. Как он издавался, тиражи, состав – это важнее критики. В этом смысле энциклопедия – жанр самый близкий к публикации текста. Писатель умеет говорить и сам за себя, а там уж литературовед его гложет как хочет. Ведь сказал же возможный отец Червякова: «За слова – меня пусть гложет, За дела – сатирик чтит». Большого ждал, когда увидел под колонтитулом раздел «А.П. Чехов в школе»: опять ждешь серьезной информации, как входило творчество в школу, с каких давних годов, какие педагогические, методические решения и проч. Вместо этого дается пересказ нескольких нынешних школьных программ с упоминанием учебников – тогда бы и раздел следовало назвать «Чехов в школьных программах 2011 года», не было бы обманутых ожиданий, если такая информация вообще имеет значение в энциклопедии. И вот в разделе вымучивается какое-то различие этих программ, которые существуют себе формально, как и стандарты общего образования (почему бы эти стандарты тогда не упомянуть тоже?), и не дают никакой конкретной информации. Судить о Чехове в школе по программам и учебникам 2011 года – все равно что читать одни колонтитулы в энциклопедии. Вот, допустим, как присутствует Чехов в программе «под ред. А.Г. Кутузова», вошедшей в энциклопедию – за какие заслуги перед Чеховым? Итак, в 5 классе – А.П. Чехов. Лошадиная фамилия. Пересолил. Юмористический рассказ, прием создания комического эффекта в произведении. 6 класс – нет Чехова. 7 класс: А.П. Чехов. Хамелеон. Смерть чиновника. Юмор и сатира. Комическая ситуация. Роль детали в создании комического эффекта. 8 класс – нет Чехова. 9 класс: А.П. Чехов. Скрипка Ротшильда. Своеобразие тематики и проблематики. Деталь и ее художественные функции. 10 класс – нет Чехова. 11 класс: А.П. Чехов. Студент. Ионыч. Человек в футляре. Дама с собачкой. (Для обязательного чтения) Проблема человеческого счастья в рассказах. Вопрос о назначении человека. Особенности поэтики. Не будем продолжать о пьесах, все в таком роде. Нет, в отличие от других классиков, в этой программе раздела «Художественный мир Чехова». Кстати, официальная примерная программа 5-9 классов дает на Чехова часа по два, но и не каждый год. На Ломоносова – 1 час. Наверно, это свидетельствует, что государство поняло-таки Чехова. И такой материал стал поводом для энциклопедического описания, причем без всякой критики! Раздел о школе завершает книгу, большое достоинство которой – много фотографий, вообще нефилологический материал, хорошая полиграфия при слабой редактуре, высокая цена – около 1500 р. Завершаем и наш затянувшийся разбор. ...Мы начали с Сергея Дурылина (1886–1954) – живой энциклопедии своего времени. Его имени, конечно, тоже нет в «А.П. Чехове». Так вот рядом с дневниковой записью 1928 года о чеховской свободе – любопытное решение: «Я люблю воображать Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чехова читателями того, что пишется и печатается теперь» («В своем углу»). Вообразим А.П. Чехова читателем энциклопедии... Узнал бы себя? И как бы он прочел самого Дурылина, взявшего из Чехова даже заголовок для своих записей – «В родном углу»? Колоссальное различие, а свобода слова – одна для всех!
    • 1/0