Научная статья
- 25 декабря 2023
- выбор редакции
- просмотров 5979
Мир энциклопедий. Из сборника статей XII Конгресса Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ) «Русский язык и литература во времени и пространстве» (8—12 мая 2011 года, город Шанхай, Китайская Народная Республика (КНР)) со статьями учёных Государственного института русского языка имени А. С. Пушкина (Гос. ИРЯ им. А. С. Пушкина, Институт Пушкина), который отмечал в 2011 году 45-летие.
Пожалуй, никогда так остро не ощущаешь относительность истин, кажущихся непререкаемыми, как при чтении различных энциклопедических изданий. Именно они особенно наглядно демонстрируют изменчивость того, чему, казалось бы, по своей природе предназначено быть незыблемым: справочных данных. И ошибётся тот, кто станет утверждать, что факты — упрямая вещь: упоминая об одном и замалчивая другое, трактуя так или иначе определённые явления, энциклопедия заставляет нас убедиться в том, что она — не столько справочник, сколько памятник эпохи (с учётом, разумеется, страны издания), показатель её научного, культурного и даже нравственного уровня, принятой ею системы ценностей и не в последнюю очередь — «барометр» политической ситуации в данной стране и в мире в целом.
Поэтому энциклопедии Запада, касаясь и нашего
Пушкина, предлагают не столько его литературоведческий портрет (даже в тех случаях, когда авторами энциклопедических статей являются серьёзные и всемирно признанные ученые — такие, как итальянец
Этторе Ло Гатто, француз
Андре Мазон, американец
Эрнест Симмонс и им подобные), сколько тот миф, который сложился в культурном сознании той или иной страны в тот или иной исторический период.
Особенно это характерно для крупных универсальных энциклопедических изданий, имеющих статус государственных, общенациональных — и потому, с одной стороны, наиболее массовых и престижных, а, с другой, наиболее подверженных влиянию официальной позиции и господствующих в том или ином обществе умонастроений. Стоит ли удивляться после этого, что и оценка Пушкина — «знаковой» фигуры, символа русской культуры, русского национального духа — самым тесным образом связана в таких энциклопедиях с состоянием отношения Запада к России в данный момент, определяясь, таким образом, чрезвычайно актуальным в нашем столетии внелитературным и внеэстетическим геополитическим фактором?
Вот почему — не без известного огрубления и выпрямления, которым грешит любая схематизация (а особенно — в области культуры) можно вычленить
три основных тенденции в восприятии Пушкина энциклопедиями Запада — тенденции, обусловленные представлениями о России и русской литературе вообще.
Вечный ученик Запада или великий незнакомец?
После блестящего русского вторжения в западную культуру на рубеже ХIХ—ХХ веков в первые
десятилетия минувшего века наступает некоторое энциклопедическое оцепенение в отношении русской литературы, сменившееся вскоре самым, пожалуй, распространённым тезисом о «вторичности» русской литературы, вечном её ученичестве у Запада. Об этом говорит и солидная
трёхтомная английская «Энциклопедия мировой литературы Кэссела» (Т. I, 1973) [3]
1, утверждающая, что классическая русская литература всегда «смотрела на западные образцы»; эту мысль проводит и многотомный немецкий «Брокгауз» (Т. 16, 1973) [2]
2, последовательно перечисляющий византийское, югославское, французское, английское, немецкое и другие влияния на русскую литературу, к ним другие энциклопедии присовокупляют также польское и скандинавское воздействия — в бесконечном перечне которых словно тонет, растворяется сама идея самобытности русской литературы. И на этом фоне на энциклопедических страницах являются
Сумароков как «русский
Расин»,
Крылов как «русский
Лафонтен»,
Лев Толстой — как всегда лишь последователь
Руссо, а «солнце русской поэзии» Пушкин, по характеристике солидного французского «Лярусса XX века» (1933) [11]
3, как «ученик, последовательно,
Вольтера,
Байрона и
Мицкевича». В этом же ключе находятся и обоснования пушкинского величия тем, что он «самый европейский из всех русских поэтов» (латиноамериканский вариант американской энциклопедии «Британника» — энциклопедия «Барса», Т. 13, 1962 [7]
4) или тем, что он «привнёс в русскую литературу дух европейского (!) гуманизма» (влиятельная и старейшая английская «Энциклопедия Чемберса» — прародительница знаменитой французской «Энциклопедии»
Дидро и
Д’Аламбера; Т. 11, 1950 [4]
5).
Правда, в западной энциклопедической пушкиниане первой половины XX века иногда встречаются честные признания в том, что Пушкина на Западе знают ещё мало и плохо, в основном по операм, на которых пока и зиждется его европейская слава (упоминавшаяся «Энциклопедия Чемберса» [4]
6), и западный читатель должен больше верить на слово (в том числе, например, польскому классику Адаму Мицкевичу, говорящему о таланте и огромном интеллекте Пушкина), чем иметь возможность убедиться в этом самому. Причина же — трудности перевода этого непостигаемого русского гения...
Одиночка или родоначальник русского литературного «журнализма»?
С начала 60-х гг. XX века, согретых периодом оттепели, в западных странах, по свидетельству
одной из самых популярных (и рекомендованных для учащейся молодежи) американской энциклопедии «Комптон в иллюстрациях» (Т. 12, 1963) [6]
7 интерес к русской литературе начинает быстро расти. Умножается и количество (вместе с закономерным при этом ростом качества) переводов Пушкина: тоньше, глубже и разнообразнее становится изучение его поэтического мира (блестящим доказательством может служить проведённый в Нью-Йорке международный симпозиум в честь
175-летия со дня рождения поэта). В эти годы в энциклопедиях Запада появляется более глубокая и адекватная оценка самобытности Пушкина — но вызревает и новая тенденция, в основе которой, если вдуматься, также лежит мысль о некоторой пугающей исключительности русской словесности — этой своеобразной «enfant terrible» мировой культуры, этому непредсказуемому и потому опасному детищу мировой цивилизации.
Речь идёт о тенденции трактовать Пушкина как «одиночную» фигуру в процессе развития русской литературы, тенденции, корреспондирующей с постулатом Э. Симмонса о том, что Пушкин — не «начало», а «конец», завершающий собой «гармонический», художественный период развития русской литературы (им же в основном и начавшийся) и ушедший без наследника. Правда, американский «Колумбийский словарь современной европейской литературы» (1980) [5]
8 косвенно свидетельствует, что такие наследники были — ибо именно в этом словаре мы прочтём утверждение о том, что все сколько-нибудь значительные русские писатели никакими социальными проблемами не занимались и были привержены «чистому искусству» — либо, в крайнем случае, волновались лишь отвлечёнными морально-этическими, далеко уходящими в горние выси духа вопросами...
С этим тезисом спорит «Большая энциклопедия Лярусс» (Т. 10, 1985) [10]
9, уверяющая, что Пушкин как типичный представитель проникнутой духом «журнализма» и выполняющей уникальные в мировой культуре функции «второго правительства» русской литературы явился основоположником
двух «обличительных» (реалистического и фантастического) направлений русской литературы, вбирающих в себя практически всё её многообразие обозначенных, с одной стороны, именами
Гончарова,
Тургенева,
А. Островского и Л. Толстого, а, с другой,
Гоголя,
Достоевского,
Сологуба,
Ремизова и их последователей.
Незаменимый «посредник» в неизменной русской «любви-ненависти» к Западу
Одной из самых распространённых в западных энциклопедиях 1960—80-х гг. была мысль об агрессивном «русском мессианизме» и его многовековой мечте о «Москве — третьем Риме», о связанной с этими притязаниями вечной русской «любви-ненависти», амбивалентном чувстве «дружбы-вражды», «притяжения-отталкивания» к Западу. В последней
четверти прошлого века эта тема трансформировалась в тему поиска взаимопонимания между странами и цивилизациями, и в этой связи роль великого «русского европейца» Пушкина оказывается особенно актуальной.
Нельзя не признать того, что мотив зависимости Пушкина от западных образцов полностью не ушёл со страниц современных западных энциклопедий (к упоминавшимся выше литературным «прототипам» присовокупляются также имена
Парни,
Шекспира,
В. Скотта, даже
Шиллера). Но в целом подробные, вдумчивые и уважительные статьи о национальном гении России в лексиконах старейшего немецкого энциклопедического издательства Мейера, отличающегося всегда максимальной добросовестностью и беспристрастностью, заявленной её основателем
Иосифом Мейером еще в XIX веке, и лексиконах нового немецкого энциклопедического концерна Бертельсманна, в «Новой энциклопедии Британника» (Т. 9, 1987) [13]
10, в изданной в Испании «Универсальной иллюстрированной европейско-американской энциклопедии» (1982) [9]
11 и в других изданиях отвечают искомому духу взаимного познания и терпимости, возрождая ту оценку Пушкина, которую, среди прочих, ещё в позапрошлом веке дали нашему национальному поэту
Проспер Мериме, известный французский литературовед
Шарль Бодье, немецкий радикальный публицист, большой поклонник русской литературы
Фердинанд Лёве — и которую афористически ёмко сформулировал
Томас Манн, назвавший Пушкина «славянским латинянином», одновременно «истинно-национальным и европейским — подобно
Гёте и
Моцарту».
И это все о нём...
Любая оценка — характеристика не только того, кого характеризуют, но и того, кто даёт характеристику. В большой мере это относится к энциклопедиям. Поэтому, если, например, немецкий «Брокгауз» (1934) [1]
12 убеждает нас в том, что Пушкин встретил смерть прежде всего как «убеждённый патриот и ревностный христианин», а «Лексикон Мейера», изданный в 1964 г. в восточной Германии (данное издательство на время разделялось вместе со своей страной) [12]
13, предлагает нам портрет Пушкина-революционера, выделяя его оду «Вольность», стихотворения «К Чаадаеву», «Деревня», повесть «Дубровский», почти нигде, кстати, в западных энциклопедиях не упоминаемую, со всеми необходимыми радикальными характеристиками; если упоминавшийся благопристойно-лояльный «Чемберс» уверяет нас, что Пушкин закономерно эволюционировал от вольномыслия юности к «трезвому консерватизму» зрелости, а французский
однотомный «Малый Лярусс в цвете» (1972) [14]
14 утверждает, что Пушкин как «императорский служащий» «подвергся из-за своих либеральных идей многочисленным гонениям», и прекрасная статья Э. Ло Гатто в непревзойдённой по основательности и роскоши издания «Энциклопедии Италиана» (1935) [8]
15 считает необходимым сообщить о любовных похождениях Пушкина и привести в пристатейной библиографии его «дон-жуанский» список, изданный в 1923 г. в Петрограде, — то, согласитесь, это не только образ Пушкина, но и зеркало его энциклопедических портретистов, в том числе зеркало их представлений о том, что же главное, существенное, истинное, великое и достойное памяти есть в русском поэте как типе русского человека в его, по известному определению
В. Г. Белинского, наиболее полном развитии.
Немного энциклопедической футурологии
Осмелюсь высказать предположение, что лучшие страницы западной энциклопедической пушкинианы будут написаны уже в нашем XXI веке. Ведь современный процесс книгоиздания всё более и более индивидуализируется; не за горами время, когда на столе у каждого желающего появится своя настольная типография. И наступит эра не только авторских книжек стихов, но и многочисленных авторских энциклопедий, в которых пишущий получит возможность дать свою, неповторимую и, главное, ни от кого не зависящую оценку прошлому и настоящему, представить свой свод знаний и свою систему ценностей. А это значит, что появится ещё много интереснейших и очень личных портретов Пушкина в энциклопедиях Запада — что может только приветствовать каждый, кто мечтает о том, чтобы возможно большее количество людей на Земле говорили об объекте нашей непреходящей любви и гордости: «мой Пушкин».
Литература
- Brockhaus Enzyklopädie. — Wiesbaden, 1934.
- Brockhaus Enzyklopädie. — Wiesbaden, 1973. — B. 16.
- Cassels’s Encyclopaedia of World Literature. — L., 1973. — Vol. 1.
- Chambers’s Encyclopaedia. — L., 1950. — Vol. 11.
- Columbia Dictionary of Modem European Literature. — N. Y., 1980. — Vol. 16.
- Compton’s Pictured Encyclopedia. — Chicago, Toronto, 1963. — Vol. 12.
- Enciclopedia Barsa. — Buenos Aires, Chicago, Mexico, 1962. — T. 13.
- Enciclopedia Italiana. — Torino, 1935.
- Enciclopedia Universal Ilustrada Europeo–Americana. — Madrid, 1982. — Т. 52.
- Grand Encyclopedié Larousse. — P., 1985. — T. 10.
- Larousse du XXe siècle. — P., 1933. — T. 6.
- Meyers Lexikon. — Leipzig, 1964.
- New Encyclopaedia Britannica. Micropaedia. — Chicago, a.o., 1987. — Vol. 9.
- Petit Larousse (en couleur). — P., 1972.
Упомянутые персоны, псевдонимы и персонажи
- Библиографическое описание ссылки Якушева Г. В. Пушкин в энциклопедиях Запада. Мифы и прозрения энциклопедической Пушкинианы/ Г. В. Якушева// Русский язык и литература во времени и пространстве: сб. науч. ст. и докладов: к 45-летию Гос. ин-та рус. яз. им. А. С. Пушкина. — М., 2011. — С. 398-403.