Препринт
- 1 декабря 2011
- просмотров 3093
Мир энциклопедий. Статьи советского и российского библиографа Арлена Блюма (1933—2011) для подготавливаемой энциклопедии «Цензура». Написаны в 2008—2010 гг. Проект Института истории естествознания и техники РАН (ИИЕТ РАН). Работа над изданием завершается.
БУКИНИСТИЧЕСКАЯ ТОРГОВЛЯ, прием и продажа на комиссионных началах антикварной, редкой и подержанной книги. Как и другие книжные магазины, подвергалась периодическим проверкам сотрудниками местных горлитов. Поскольку состав книг в них был, в отличие от библиотек, текучим и постоянно менялся, уследить за покупкой и продажей запрещенных изданий представлялось крайне затруднительным. Об этом свидетельствуют многочисленные циркуляры Главлита, требовавшего усилились контроль «на этом участке», поскольку «некоторые главкрайоблуправления ослабили» работу, не информируя «о проведенных проверках и обнаруженных при этом недостатках». В связи с этим приказывалось ежеквартально сообщать о числе проверок, «выявленных нарушениях и принятых мерах» (ИСПЦ. С. 573).
В 1941 г. брошюрой было издано специальное «Руководство для цензоров, работающих при букинистических магазинах», не отменявшееся в течение десятков лет. В нем, в разделе «Книги, не подлежащие продаже», перечислены труды Н. А. Бердяева и других философов-эмигрантов. В 1940-е гг. существовала особая должность цензора при каждом букинистическом магазине. В его обязанности входили:
- просмотр всей литературы, поступающей для продажи;
- изъятие не разрешенных к продаже изданий, в соответствие с приказами начальника Главлита.
Все приобретаемые букинистическими магазинами книги могут быть пущены в продажу после цензорского просмотра таковых и выдачи цензором соответствующего разрешения. На всех разрешенных цензором к продаже книгах на заднем форзаце ставится условный разрешительный штамп, присвоенный каждому цензору (ИСПЦ).
Основную часть ее составлял раздел «Об обращении в продаже дореволюционной литературы», снабженный таким пояснением: «В продаже остается в основном литература, как русская, так и иностранная, изданная до 2-й половины XIX века (до 1850 г.). Из литературы, изданной во 2-й половине XIX века и позднее, запрещается к продаже или остается в обращении следующая» (ИСПЦ). Далее текст разбит на две колонки: «Книги, не подлежащие продаже» и «Книги, остающиеся в обращении». Примерно половину брошюры составляет отдел «Художественная литература (в том числе детская), история литературы» — с такой общей установкой: «Не подлежит продаже дореволюционная литература, восхваляющая царствовавшую в России династию, националистическую и антисемитскую пропаганду и т. д.». В числе запрещенных оказались даже романы Лидии Чарской, «а также отдельные книжки для детей с монархическим и религиозным содержанием из так называемой “Золотой библиотеки”» (М. О. Вольфа). Запрещалась покупка и продажа «бульварно-эротической и порнографической литературы». Приводились примеры, сопровождаемые любопытным примечанием: «К этому разделу литературы ни в коем случае не могут быть отнесены произведения Апулея, Боккаччо, Мазаччо, Казановы и других классиков мировой литературы». Такое предупреждение вызвано, видимо, тем, что в некоторых случаях запуганные букинисты отказывали в приемке произведений этих авторов, относя их к «нездоровой эротике» (ИСПЦ).
Решительному запрету подвергалась практически вся литература Русского зарубежья — «произведения белоэмигрантских руководителей, писателей, публицистов, изданные после Октябрьской революции» (ИСПЦ). Список, насчитывающий свыше двухсот имен, составлен весьма безграмотно и более или менее случайно. Крайне усеченными выглядели в руководстве разделы, посвященные философии и религии. Дозволялось принимать лишь те книги, которые представляют «историческую ценность». По-видимому, таковой не обладали философские труды, указанные в колонке «Книги, не подлежащие продаже», — произведения дореволюционных философов-«идеалистов» и религиоведов, а также крупнейших русских философов, оказавшихся в эмиграции (в частности, высланных насильственно на «философском пароходе» в 1922 г.). Не подлежали покупке и продаже издания Библии, Корана, Талмуда, Торы, «кроме уникальных экземпляров (как, например, Библия с рисунками Доре)» (ИСПЦ).
В годы начавшейся «оттепели», в 1955 г., инструкция была пересмотрена: должность специального цензора отменена, разрешена покупка и продажа некоторых изданий без предварительного контроля, например сочинений классиков марксизма-ленинизма, утвержденных учебников последнего времени и т. д. Но в случае сомнений и эти книги рекомендовалось отдавать на предварительную цензуру. В то же время решительно запрещалось приобретать издания, включенные в списки устаревших изданий и приказы Главлита, а также иностранные издания с цензорским значком «шестигранник». Решительно запрещалось приобретать и продавать «антисоветские и антибольшевистские издания, политически вредные книги и брошюры, авторы которых были разоблачены как враги народа; все служебно-религиозные издания, печатные произведения, пропагандирующие мистику и суеверие» (ГАРФ. Ф. 9425. Оп. 2. Д. 235. Л. 69).
В 1960-е и позднейшие годы вся ответственность возлагалась на квалифицированного товароведа, занимавшегося покупкой литературы и ее оценкой. В 1977 г. была разработана новая «Инструкция о покупке и продаже букинистических изданий в специальных букинистических магазинах», изданная отдельной брошюрой с грифом «ДСП» (для служебного пользования). В «Перечень изданий, не подлежащих покупке» вошли все издания, зафиксированные в главлитовских списках запрещенной литературы. Товароведы-приемщики должны были также отвергать «враждебную коммунизму литературу», «иностранные издания, содержащие антисоветские материалы, пропагандирующие реакционную идеологию, а также всю литературу, изданную антисоветскими эмигрантскими организациями, все служебно-религиозные произведения печати, религиозно-мистическую литературу». «Не подлежит покупке, — говорилось далее, — изобразительная продукция, восхваляющая буржуазно-мещанский быт». Тем не менее, контролерам не всегда удавалось навести «порядок» в этой сфере. Так, в 1960-е гг. в букинистических магазинах не раз встречались «криминальные» издания. Еще проще обстояло дело в Прибалтике: в букинистических магазинах Вильнюса, Таллинна и Риги встречались даже русские эмигрантские издания.
Практика регулярных идеологических проверок антикварно-букинистических магазинов существовала до конца 1980-х гг. Многие компетентные работники этих магазинов в 1960—1970-е гг. подверглись репрессиям, не уголовным, как это было раньше, а административным, главным образом — увольнению с дальнейшим запрещением заниматься профессиональной деятельностью.
ГЛАВЛИТ, сокращенное название центрального государственного ведомства, осуществлявшего предварительную и последующую цензуру в СССР с 1922 по 1990 г. Создан в целях «объединения всех видов цензур» специальным постановлением Совнаркома СССР от 6 июня 1922 г. за подписью его председателя А. И. Рыкова. Сохраняя аббревиатуру «Главлит» на протяжении почти 70 лет, учреждение неоднократно меняло как свою полную расшифровку, так и ведомственную принадлежность: 1922—1933 гг. — Главное управление по делам литературы и издательств Народного комиссариата просвещения РСФСР (фактически руководило аналогичными органами в других союзных республиках); 1933—1953 гг. — Управление уполномоченного Совета народных комиссаров (с 1946 г. — Совета министров) СССР по охране государственных и военных тайн в печати; март—октябрь 1953 г. — Главное управление по охране государственных и военных тайн в печати Министерства внутренних дел СССР; 1963—1966 гг. — Главное управление по охране государственных и военных тайн в печати при Совете министров СССР; Главное управление по охране государственных и военных тайн в печати Государственного комитета Совета министров СССР по печати; 1966—1990 гг. — Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете министров СССР.
До 1930 г. Главлит занимался не только руководством подчиненными ему республиканскими, областными и краевыми управлениями, но и практической цензурной работой (контроль над всеми центральными и московскими издательствами; затем он был возложен на Мособлгорлит). 5 октября 1930 г. по постановлению Совнаркома центральный аппарат Главлита был реорганизован: за ним оставлены лишь контролирующие функции, издание циркуляров, распоряжений по цензуре, выпуск обязательных для всей страны перечней секретных сведений и списков запрещенной литературы.
В годы «оттепели» и «застоя» функции Главлита несколько сужаются: идеологический и политический контроль всё больше переходит в ведение партийных инстанций. Помимо того, существенную роль начинают играть «самоцензура» авторов и, в еще большей степени, издательская и редакторская цензура. Во второй половине 1980-х гг., в ходе проводимой политики «гласности», функции Главлита постепенно ограничиваются лишь наблюдением за сохранением военно-экономических тайн, с 1989—1990 гг. в связи с упразднением цензуры (Закон СССР о печати и других средствах массовой информации от 12 июня 1990 г.) Главлит и его местные органы ограничивались только выборочным контролем произведений печати на предмет неразглашения в них все тех же тайн.
Главлиту СССР подчинялись республиканские главлиты и сеть местных областных, городских и районных управлений. Главная задача Главлита и его региональных отделений состояла в тотальном практическом контроле над всеми видами печатной продукции: книгами, газетами, журналами, плакатами, открытками и т.п.), как в предварительном порядке, так и в последующем, карательном. До 1931 г. от предварительной цензуры были освобождены издания РКП(б) (с 1925 г. — ВКП (б)), Коммунистического интернационала, Госиздата, Главного политико-просветительного комитета Республики, Академии наук СССР, а также две центральные газеты («Правда» и «Известия»). Помимо того, на органы Главлита был возложен контроль над зрелищами (затем он перешел в ведение Главреперткома), а также наблюдение за всеми библиотеками, книжными магазинами и типографиями.
В первом положении о Главлите 1922 г. на Главлит были возложены следующие обязанности:
- предварительный просмотр всех предназначенных к опубликованию произведений, нот, карт и т. д.;
- составление списка произведений печати, запрещенных к опубликованию;
- надзор за типографиями, борьба с подпольными изданиями и их распространением, борьба с ввозом из-за границы не разрешенной к обращению литературы.
Главлиту было предложено воспрещать издание и распространение произведений:
- содержащих агитацию против советской власти;
- разглашающих военные тайны республики;
- возбуждающих общественное мнение;
- возбуждающих национальный и религиозный фанатизм;
- носящих порнографический характер.
В директивных документах, положениях и инструкциях в дальнейшем не раз, в сторону ужесточения, пересматривались и уточнялись задачи и функции Главлита и его органов. В редакции 1938 г. им предоставлялось «право воспрещать издание, опубликование и распространение произведений печати и искусства, исполнение драматических, музыкальных и хореографических произведений, а также цирковых и эстрадных выступлений и кинофильмов:
- заключающих в себе сообщения, взгляды и идеи, направленные против социалистического строя СССР, против политики ВКП(б) и советской власти и основ марксизма-ленинизма;
- разглашающих государственные тайны;
- возбуждающих и разжигающих националистический антагонизм и религиозный фанатизм» (История советской политической цензуры: Документы и комментарии. М., 1997; далее в статьях — ИСПЦ).
Неоднократно менялась структура Главлита и подчинявшихся ему местных инстанций. В положении 1938 г., например, предусмотрена организация в его составе 15 отделов. Одни из них имели чисто функциональный характер: отдел по охране военных тайн (ему уделялось первостепенное внимание — он подчинялся непосредственно начальнику Главлита), отделы контроля за поступлением иностранной литературы, зрелищами и радиовещанием, предварительного и последующего контроля, отделы по изъятию запрещенных произведений печати и искусства, инспекторский, кадровый, секретный. Другие — отраслевой: отделы контроля за социально-политической литературой, художественной, научно-технической, сельскохозяйственной и т. д. Такая же структура повторялась в республиканских и областных управлениях.
К середине 1930-х гг. была создана жесткая иерархическая система: во главе — центральный аппарат Главлита СССР, в союзных и автономных республиках — республиканские главлиты, в округах — окрлиты, областях и краях — соответственно облкрайлиты, в городах — горлиты, районах — райлиты и, наконец, — уполномоченные при крупных издательствах, газетах, радио, а позднее и телестудиях.
Главлит руководил местными органами с помощью циркуляров, которые время от времени кумулировались, достигая значительного объема. Он систематически издавал и пополнял, во-первых, «Списки книг, подлежащих исключению из общественных библиотек и книготорговой сети» (на их основе формировались библиотечные спецхраны), а во-вторых, «Перечни сведений, не подлежащих оглашению» (ими руководствовались цензоры в целях сохранения государственной и военной тайны, понимаемой ими крайне расширительно). В августе 1990 г. преобразован в ГУОТ СССР — Главное управление по охране государственных и военных тайн в печати и других средствах массовой информации при Совете министров СССР.
ГЛАВРЕПЕРТКОМ, Главный Комитет по контролю за зрелищами и репертуаром. Образован по постановлению Совнаркома от 9 февраля 1923 г. при Главлите РСФСР. Согласно этому постановлению, «ни одно произведение не может быть допущено к публичному исполнению без разрешения Главреперткома при Главлите или его местных органов (обллитов и гублитов)». Помимо драматического, кинематографического и музыкального репертуара, Главрепертком с течением времени стал контролировать любые публичные зрелища и выступления, начиная с лекций, докладов и заканчивая эстрадными и цирковыми представлениями и даже музыкально-танцевальными вечерами. Им был подготовлен трехтомный «Репертуарный указатель» (М., 1929—1931), регламентировавший исполнение пьес и других произведений в зависимости от «подготовки аудитории». В первый том вошел разрешенный и запрещенный вокальный репертуар, во второй — драматический, в третий — кинематографический. Все драматические произведения были разнесены по трем литерам: А., Б. и В. — в зависимости от «идеологической выдержанности и приемлемости». Однако «Репертуарный указатель» быстро устаревал, в связи с чем постоянно обновлялся с помощью многочисленных циркуляров, которые время от времени сводились в единые списки запрещенных авторов и их произведений. В 1934 г. Главрепертком был отделен от Главлита, выделен в самостоятельное управление (ГУРК), руководимое непосредственно Наркомпросом; в 1936 г. передан в ведение Комитета по делам искусств при СНК СССР. Главрепертком осуществлял контроль за репертуаром всех республик и областей, входящих в состав СССР.
В заявлении Правительству СССР 28 марта 1930 г. М. А. Булгаков, пьеса которого «Багровый остров», в числе других, подверглась запрету, писал: «Я не берусь судить, насколько моя пьеса остроумна, но я сознаюсь в том, что в пьесе действительно встает зловещая тень, и это тень Главного Репертуарного Комитета. Это он воспитывает илотов, панегиристов и запуганных «услужающих». Это он убивает творческую мысль. Он губит советскую драматургию и погубит ее...»
Между созданным в 1929 г. Главискусством (Главное управление по делам искусств) и Главреперткомом была проведена демаркационная линия, чрезвычайно зыбкая и постоянно нарушавшаяся. По распоряжению Наркомпроса от 26 февраля 1929 г. «О разграничении функций между Главреперткомом и Главискусством» на первый возлагался «политический контроль за репертуаром зрелищных предприятий». Он не должен был вмешиваться «в ту или иную трактовку или стиль публичного исполнения (постановки) произведения», но на практике Главрепертком вторгался и в эту сферу. В 1936— 1938 гг. Главискусство, руководимое тогда П. М. Керженцевым, пыталось покуситься на прерогативы и компетенцию Агитпропа, что привело к снятию старого большевика с этого поста.
В послевоенные годы надзор за репертуаром осуществлялся Комитетом по делам искусств. Главлиту запрещалось принимать произведения непосредственно от авторов и исполнителей без письменного заключения Комитета, подтверждающего, что у него нет претензий к их «идейно-художественной ценности». Окончательное решение принималось органами цензуры, рассматривавшими произведение с точки зрения соблюдения в них государственной и военной тайн, однако они же могли не допустить к исполнению «политически вредные, идеологически чуждые, безыдейные, халтурные, искажающие советскую действительность произведения».
Между Комитетом по делам искусств и Главлитом годами тянулась тяжба: каждое ведомство претендовало на монопольное право наблюдения за репертуаром. С начала 1950-х гг. функции Комитета перешли в ведение Министерства культуры. Над ним стояли партийные идеологические органы, которые и решали, в конечном счете, судьбу произведений. Ими же осуществлялся предварительный контроль всей кинематографической продукции, телевизионных и радиопередач. В отличие от надзора за печатной продукцией, который целиком находился в ведении Главлита, в этой сфере царили ведомственная неразбериха и даже своего рода соперничество. За Главлитом оставался преимущественно контроль за изданным печатным и отчасти граммофонным музыкальным репертуаром.
ОГРАНИЧЕНИЕ ДОСТУПА К ПЕЧАТНОЙ ИНФОРМАЦИИ. Система цензурного контроля была направлена к этой цели, устанавливая иерархию информированности в обществе и помогая власти манипулировать сознанием людей. Однако в дополнение к обычным мерам контроля доступа к печатным изданиям, допущенным цензурными органами в превентивном порядке, существовала особая система регламентации, зависящая от социального статуса потребителя. Некоторую роль играл в этом его образовательный, научный и культурный ценз, но главным образом — степень приближенности к тем или иным слоям властной номенклатуры. До революции 1917 г. некоторое значение имел также имущественный ценз. Не случайно Временные правила о цензуре и печати 1865 г., действовавшие более 40 лет, разделили все печатные издания на две категории: в первую, освобожденную от предварительной цензуры, входили книги большого объема (переводные книги — более 20 авт. л., оригинальные — более 10) и, следовательно, дорогие, недоступные по цене для малообеспеченного «низового» читателя. Дешевые же издания подвергались строжайшему контролю на уровне предварительной цензуры. Во второй половине XIX в. был усилен надзор за распространением и чтением книг, дозволенных общей цензурой, но нежелательных в репертуаре массового, «народного» чтения. Для этой цели Главное управление по делам печати начиная с 1884 г. четыре раза выпустило «Алфавитный список произведений печати, запрещенных к обращению в публичных библиотеках и общественных читальнях» (1884, 1894, 1903 и 1914). В них перечислено свыше двухсот изданий, главным образом радикальные и либеральные журналы («Дело», «Отечественные записки», «Русская мысль» и др.), а также пропущенные общей цензурой, но нежелательные в массовом обиходе труды К. Маркса, И. М. Сеченова, Г. Спенсера, Д. Милля. Любая перепечатка такого списка воспрещалась, «во избежание широкого рекламирования поименованных в нем изданий». Со своей стороны, Особый отдел Ученого комитета Министерства народного просвещения периодически издавал каталоги книг, разрешенных для народных библиотек и читален.
В советских условиях регламентация доступа к книгам и другим печатным изданиям приобрела более изощренный и дифференцированный характер. В течение десятилетий постепенно создавалась строго ранжированная система привилегий, которыми располагала, с одной стороны, правящая партийно-советская элита, а с другой, хотя и в меньшей степени, определенная часть гуманитарной интеллигенции, идеологически обслуживающая власть с «научных» позиций. В определенной мере была унаследована дореволюционная практика ограничений в зависимости от типа библиотеки. В 1920-е прошли три волны так называемой «очистки» массовых (городских, районных, сельских, профсоюзных) библиотек от «контрреволюционной литературы» (1923, 1926 и 1929). Но даже после такой селекции на книгах, хранившихся в библиотеках таких типов, в то время ставились чернильные штампы: «Библиотечное ядро» и «Пассивный фонд». Книги второй категории не появлялись на полках открытого доступа и не отражались в читательских каталогах: посетители библиотек не должны были подозревать об их существовании. Если все-таки настойчивый читатель узнавал о них, то многое в этих случаях зависело от библиотекаря, его воли, степени проявляемой бдительности и, что не менее важно, уровня его образованности.
В крупных научных и универсальных библиотеках ситуация складывалась более благоприятно: «очистка» фондов их практически не коснулась. Но и в них существовали свои ограничения. Исчерпывающая информация о книжном фонде скрывалась от читателей; например, читательский каталог Государственной публичной библиотеки СССР им. М. Салтыкова-Щедрина отражал, в отличие от Генерального алфавитного каталога (он имел статус служебного: доступ к нему читателей был закрыт), только литературу, изданную после 1931 г. Добавим к этому организацию во всех библиотеках такого типа отделов специального хранения (спецхранов), содержавших сотни тысяч книг, недоступных рядовым читателям.
Помимо того, значительное распространение начиная с 20-х гг. приобрела практика выпуска издательствами так называемых «грифованных» книг, на титульных листах которых типографским способом был оттиснут какой-нибудь гриф — своего рода сигнал об ограничении сферы распространения издания. В 20—30-е появляются книги с грифами «Только для членов РКП(б)», «Только для комсомольского актива». В продажу они не поступали и содержали обычно полусекретные материалы различных партийных и комсомольских пленумов, идеологические инструкции и материалы закрытых собраний и т.п. Весьма примечательно, что таким же способом был издан ограниченным тиражом, только для участников съезда, нашумевший в свое время, первоначально засекреченный доклад Н. С. Хрущева на ХХ съезде партии, разоблачивший «культ личности» Сталина. На Западе, да и в России его полный текст стал известен только благодаря «утечке информации».
В 1950—1970-е на книгах появляется новый гриф: «Для научных библиотек» (или «Только для научных библиотек»). Такие книги — исключительно переводные и выпускавшиеся преимущественно Издательством иностранной литературы (в 1964 переименованном в «Прогресс») — также не поступали в продажу, получать и хранить их могли лишь крупнейшие библиотеки, без права выдачи на дом. К тому же попасть в такие библиотеки было непросто: допускались лишь лица с высшим образованием, а в некоторых ведомственных библиотеках требовалась и справка с места работы. В репертуар таких книг входили, главным образом, переводные философские сочинения, предназначенные для советских философов. Плохо знающие иностранные языки, они не могли следить за состоянием современной философской мысли на Западе, что им было необходимо не столько для изучения и преподавания, сколько для того, чтобы подвергать эти труды критике с «правильных», «выверенных» марксистских позиций. Наибольшей популярностью в этой среде пользовался «загрифованный» капитальный труд известного английского философа, физика и активного борца за мир Бертрана Рассела «История западной философии», вышедший в 1959 г. под общей редакцией В. Ф. Асмуса. Такими же грифами снабжены вышедшая в 1962 г. книга Артура Хюбшера «Мыслители нашего времени (62 портрета)» под редакцией А. Ф. Лосева, «Мыслители прошлого» Тейяра де Шардена (1965), «Космос и история» Мирчи Элиаде (перевод с французского, 1977), книга крупнейшего немецкого физика, лауреата Нобелевской премии за 1932 г. Вернера Гейзенберга «Физика и философия» (1963), труд известного мыслителя и гуманиста Альберта Швейцера «Физика и философия» (1963). Оказалась в этой категории и книга французского философа, писателя и литературного критика Роже Гароди, вышедшая в 1966 г. «О реализме без берегов. Пикассо. Сен-Джон Перс. Кафка». Это вызвало в свое время скандал: выражение «реализм без берегов» стало в лексике советских критиков обобщающим понятием, обозначающим нападки на каноны соцреализма. Как сообщал о нем «Советский энциклопедический словарь» (М., 1982. С. 280), «Гароди с 50-х гг. выступал с работами по марксистской философии. С конца 60-х перешел на позиции ревизионизма; исключен из ФКП» (Французской коммунистической партии). В связи с этим, согласно приказу Главлита № 14 от 26.06.1970, повелевалось «изъять все книги Гароди из общих фондов библиотек». В спецхранах оказалась не только указанная выше книга, но и другие работы Гароди, изданные на русском языке в начале 1960-х тем же издательством: «Прометей 1848 года: Трагедия в 5-ти д.», «Грамматика свободы», «Ответ Жан-Полю Сартру».
На некоторых книгах помещался другой, еще более «серьезный» гриф — «Продаже не подлежит». Он имеется, в частности, на шеститомнике Уинстона Черчилля «Вторая мировая война», изданном в переводе на русский Воениздатом в 1955 г. Первый том снабжен обстоятельной статьей, в которой дана «правильная» оценка событий войны и «зловещей» роли автора знаменитой Фултонской речи 1946 г., положившей начало «холодной войне». Издательство пошло на откровенную контрафакцию, перепечатав перевод этого шеститомника, изданный в 1954—1955 гг. известным эмигрантским Издательством имени Чехова в Нью-Йорке и, естественно, содержавшийся в спецхране.
Другой популярный гриф: «ДСП», то есть «Для служебного пользования», причем с обязательной нумерацией каждого экземпляра на титульном листе. Если книги с пометкой «Для научных библиотек» все же были доступны всем читателям крупных библиотек, то издания с грифом «ДСП» хранились отдельно, в одном помещении со спецхраном. Для доступа к ним (так же, как и к изданиям, содержащимся в спецхранах) требовалось «отношение» с места работы, удостоверяющее, что книги нужны читателю для научной или производственной деятельности с обязательным указанием темы исследования. В основном фонд «ДСП» состоял из десятков тысяч книг, подготовленных различными ведомственными издательствами, преимущественно по технике: закрытые инструкции, технические условия, иногда — Госты (государственные стандарты), патенты на некоторые изобретения — в общем, все, что составляло предмет «гостайны», понимаемой крайне расширительно. Несмотря на отмену цензуры и ликвидацию в начале 1990-х спецхранов, этот отдел в библиотеках не был расформирован. До сих пор требуются «отношения с места работы» для доступа к изданиям по технике даже 1940—1960-х гг. Попадали в этот фонд также «Обзоры зарубежных откликов на передачи советского радио и телевидения», авторефераты «закрытых» диссертаций, вплоть до таких курьезов, как автореферат А. Сирковичуса «Формальная коммуникация насекомых. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора биологических наук» (МГУ, 1981). Частично в этот фонд, частично в спецхраны попадали также десятки книг по самбо, карате и восточным единоборствам.
Книги гуманитарного характера составляли сравнительно небольшую часть этого фонда. Содержание книги не имело в данном случае значения; единственная причина засекречивания — гриф «ДСП» на книге. Аналогичным образом поступали и в тех случаях, когда в учетно-регистрационных выходных сведениях, помещаемых в конце книги, значилось, что напечатана она в типографии какого-либо закрытого НИИ, пусть даже это было пособие по уходу за собаками и кошками. Подлинные названия и номера таких учреждений, работавших на оборону под более или менее легальным прикрытием, тщательно скрывались. В качестве примера приведем случай помещения в такой фонд автореферата докторской диссертации С. А. Фомичева «Поэзия А. С. Пушкина (творческая эволюция)» (1984), напечатанного на ротапринте типографии «Завода «Кризо», г. Гатчина», поскольку под этим именем скрывался засекреченный Институт ядерных исследований, который не мог быть назван в «открытой печати». Под грифом «ДСП» был издан ряд книг по литературе и искусству: «Обзор материалов общественного обсуждения кандидатур, допущенных к участию в конкурсе на соискание государственных премий по литературе и искусству» — по годам начиная с 1960-х, «Отчетные доклады правления Союза писателей СССР», книга Е. А. Смолина «Жаргонные слова и выражения, употребляемые преступниками» (Барнаул, 1979). Фонд «ДСП» содержал серию реферативных сборников «Критика буржуазной идеологии, ревизионизма и реформизма», выпускавшуюся ИНИОНом. До сих пор в нем хранится «научно-аналитический обзор» В. А. Чаликовой и Л. Л. Лисюткиной «Предсказания Джорджа Оруэлла и современная идеологическая борьба» (М.: ИНИОН, 1986), написанный по зарубежным источникам, реферативный сборник «Социокультурные утопии XX века», вышедший уже в разгар перестройки, в 1988 г. Часто попадали в книжный фонд «ДСП» материалы Иностранной комиссии Союза советских писателей СССР, выходившие в серии «Литературная жизнь за рубежом», например «Материалы о литературной жизни арабских стран», изданные в 1989 г. Оказался в нем и «Отчетный доклад правления Союза советских писателей СССР VII съезду писателей 24 июня 1986 г.», прочитанный генеральным секретарем этого союза Георгием Марковым. Последние случаи такого рода — издание под грифом «ДСП» брошюр под названиями «Обсуждение статьи-эссе А. И. Солженицына «Как нам обустроить Россию?». Заседание 12 ноября 1990 г. Стенографический отчет с сокращениями» (Союз кинематографистов СССР; Постоянный действующий теоретический клуб «Свободное слово». М., 1991. 57 с.), «События и даты: Хроника негативных явлений в СССР. 1922—1958» (Государственный комитет по радио и телевидению. М., 1989).
До начала 1960-х ограничивался также допуск к авторефератам диссертаций, печатавшимся «на правах рукописи». Об этом свидетельствует запрос в Главлит директора ГПБ 16 января 1956 г.: «Остается ли в силе приказ Главлита № 1652 от 17.03.1953, согласно которому авторефераты диссертаций, как материал, не прошедший официальной апробации, не может выдаваться широкому кругу читателей?», ссылавшегося на то, что «все чаще их стали заказывать студенты-дипломники, студенты, выполняющие курсовые работы, причем знакомиться с авторефератами рекомендуют им научные руководители» (ОАД РНБ. Ф. 22. Д. 4. Л. 14). Позднее, 5 октября 1960 г., в библиотеки поступило разъяснение Главлита по поводу хранения и использования «закрытых изданий»: «Издания ограниченного распространения (с пометками «Для служебного пользования», «Рассылается по списку», «Экз. № ...» и т.п.) включаются в выпускаемые Всесоюзной книжной палатой для служебного пользования специальные «Списки изданий ограниченного распространения», на которых проставляются пометки «Рассылается по списку. Экз. № ...». Эти издания не должны отражаться в открытых каталогах и библиографических указателях. Для них заводится отдельный служебный каталог. Хранятся указанные издания в библиотеках, выдаются только в читальные залы лицам (советским гражданам), которым они необходимы в связи с их служебной и научной деятельностью на основании письменного разрешения и ходатайства учреждения, организации, предприятия» (Там же. Д. 2. Л. 39).
Замыкает иерархию «закрытых» изданий ряд книг, сравнительно небольшой в количественном выражении, но наиболее засекреченный. В него входили нумерованные издания, выпускавшиеся по решению идеологических отделов ЦК КПСС, рассылавшиеся по списку строго определенных адресатов и предназначавшиеся самому высшему слою партийных функционеров. Вне пределов этого круга такие книги не распространялись, никогда не рассылались даже в крупнейшие библиотеки (в результате ни одна из них не располагает этими изданиями) и не регистрировались в органе государственной библиографии «Книжная летопись». По некоторым данным, именно таким образом в 1933 г. была издана в Москве на русском языке «Mem Kampf» А. Гитлера. В 1959 г. Издательство иностранной литературы выпустило в переводе на русский роман Дж. Оруэлла «1984» без указания тиража и имени переводчика. В 1962 г. таким же закрытым «специзданием» была выпущена на русском языке тем же издательством книга Ричарда Риса «Джордж Оруэлл. Беглец из лагеря победителей». Небольшое предисловие «От издательства» к ней разъясняет подоплеку, смысл и цель подобных изданий: «Славу, — говорится в нем, — создали Оруэллу повесть «Ферма животных» и роман «1984», которые по существу представляют собой сатиру на советское общество. Поэтому не случайно книга «1984» взята на вооружение буржуазными авторами — видными политическими и государственными деятелями, экономистами, философами, журналистами и превратилась в настольную книгу проповедников антисоветской пропаганды. Ввиду того, что на Западе книга была шумно разрекламирована и редко кто из буржуазных реакционных авторов не ссылается на роман Дж. Оруэлла «1984» (особенно когда речь заходит о Советском Союзе и других социалистических странах), Издательство иностранной литературы направило читателям в 1959 полный его перевод в целях информации. В дополнение к специзданию № 21/5058 (то есть к самому роману «1984») Издательство иностранной литературы в информационных целях направляет книгу Ричарда Риса».
Таким же образом был издан в 1962 г. роман Хемингуэя «По ком звонит колокол», поскольку в нем, как говорилось в предисловии, «встречается ряд моментов, с которыми трудно согласиться. Так, например, обращает на себя внимание не совсем правильная трактовка образов коммунистов, бесстрашных и мужественных борцов с фашизмом в трудное для испанского народа время». Роман был издан «открыто» спустя 6 лет, в 1968 г.: он вошел в 3-й том 4-томного Собрания сочинений писателя, но на этот раз с купюрами. Одна книга этой категории сверхсекретных изданий все-таки оказалась в спецхране РНБ — «Здравый смысл и ядерная война» Б. Рассела (перевод с англ. В. М. Карзинкина. М.: Прогресс, 1959).
Строжайше ограничивался также круг лиц, допущенных к закрытой актуальной информации. Во-первых, к так называемому «Белому ТАССу» — секретным бюллетеням, содержащим, главным образом, выдержки из западных газет и журналов и доступным только партийным лекторам и пропагандистам, во-вторых, к закрытым письмам ЦК КПСС, распространявшимся по партийным инстанциям. Особо секретными являлись «Особые закрытые письма», рассылавшиеся (в 1940—1950-е, например) только 22 членам высшего партийного руководства.
ОЧИСТКА (ЧИСТКА, ЗАЧИСТКА) МАССОВЫХ БИБЛИОТЕК, термины, применявшиеся, в основном, в 1920—1930-е гг. и означавшие планомерное изъятие из фондов массовых и детских библиотек так называемой контрреволюционной, устаревшей и идеологически вредной литературы. Именно в эти годы началось планомерное превращение таких библиотек в особый политико-просветительный институт, благодаря которому появилась возможность осуществить, по мысли идеологов, «огосударствление» читателя и, следовательно, «формовку» нового, советского человека. Главную роль в этом процессе играл Главполитпросвет под руководством Н. К. Крупской, осуществивший в 1920-е гг. три волны очистки библиотек (1923, 1926 и 1929). Первая инструкция Главполитпросвета, Главлита и Центрального библиотечного комитета «О пересмотре книжного состава библиотек к изъятию контрреволюционной и антихудожественной литературы» (1923) была адресована всем губернским и уездным политпросветам, парткомам, местным органам Главлита и отделам ГПУ. Предварительно в политпросветовских изданиях, чаще всего в журнале «Красный библиотекарь», постоянно печатались в «дискуссионном порядке» статьи на эту тему, причем многие авторы склонялись к мысли, что «агенты старой культуры умело использовали беллетристику как форму обработки умов в определенном направлении», а потому библиотеки должны избавиться от «старого наследия». Инструкция 1923 г. предписывала оставлять в книжных фондах только издания, напечатанные по новой орфографии, в результате чего было изъято и уничтожено огромное количество дореволюционных изданий русской классики. Подверглись остракизму и другие книги, выпущенные уже в советское время и безупречные по части орфографии, — из-за помещения в них произведений «архискверного» (В. И. Ленин) Ф. М. Достоевского, религиозно-нравственных рассказов Л. Н. Толстого и даже романов И. А. Гончарова, «не имеющих ничего общего с нашей рабоче-крестьянской массой». В массовых библиотеках не нужны были, по мнению Главполитпросвета, Гомер, Данте, И.-В. Гёте; собрания сочинений классиков (достаточно представить их небольшими, «тщательно подобранными» и снабженными «марксистскими предисловиями» сборниками «избранного»); произведения классиков «буржуазной» философии и «религиозно-монархическая литература». По разделу «этика и философия», например, предписывалось изъять книги Платона, Р. Декарта, И. Канта, А. Шопенгауэра, В. С. Соловьева, П. П. Кропоткина, Л. Н. Толстого и др. В 1924 г. вышел новый секретный «Руководящий каталог по изъятию всех видов литературы из библиотек, читален и книжного рынка» (воспроизведен в «Российском литературоведческом журнале» (1994. № 4)). Только по разделу «беллетристика» в нем содержалось 992 позиции.
В состав «тройки», созданной для этой цели в каждом губернском городе, входили по одному представителю от Главполитпросвета, Главлита и ОГПУ. Как всегда во время проведения очередной идеологической кампании начались «перегибы». Особенно опасна была «инициатива с мест»: на всякий случай контролеры стали очищать библиотеки вообще от всех дореволюционных авторов. Пресса конца 1920-х гг. пестрит «сигналами» (тогда это еще позволялось) о повальном изъятии классики. Позднее такие эксцессы были названы «перегибами на местах» — по известной модели «головокружения от успехов», и даже происками «вредителей» и «классовых врагов». Главполитпросвет вынужден был в 1926 г. циркулярно разослать на места вторую инструкцию, содержавшую обширные списки книг, «ошибочно» включенных в предыдущие, и предполагавшую возврат их в общие фонды библиотек. Однако было уже поздно: громадное число книг, в том числе и классических, подверглось «списанию» и последующему уничтожению (в подавляющем числе библиотек, где не было созданных тогда спецхранов).
Тем не менее практика перманентного уничтожения книг продолжалась. Последняя волна очистки, проведенной Главполитпросветом, пришлась на 1929 г., «год великого перелома», когда велено было снова «провести пересмотр книжного состава всех библиотек и очистить его от идеологически вредной литературы». Через три года (1932) за подписью наркома просвещения А. С. Бубнова последовало «Постановление коллегии Наркомпроса о пересмотре книжного состава библиотек», в котором снова говорилось о «перегибах на местах» и предписывалось «немедленно прекратить массовое изъятие книг из библиотек» (Красный библиотекарь. 1932. № 8/9. С. 6).
В результате проведенных акций библиотечные фонды катастрофически оскудели, сократившись в среднем на 50%. В дальнейшем какая-либо инициатива в указанной сфере пресекалась на самом верху. Очистка проводились централизованно самой цензурой по особым главлитовским «Спискам книг, подлежащих исключению из библиотек и книготорговой сети».
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ЦЕНЗУРА, условное наименование особого вида контроля над книгами, уже допущенными органами цензуры, но запрещенными к обращению в определенных социальных и культурных стратах. Главным образом он распространялся на «низовые» слои общества и сферу детского, по преимуществу школьного, чтения. В России традиционный патернализм искони предопределял крайне щепетильное и ригористическое отношение к репертуару массового чтения. В связи с этим с течением времени были созданы две тесно связанные между собой системы регламентации:
- строжайший, «повышенный» контроль на уровне предварительной, так называемой общей, внутренней цензуры;
- надзор за распространением и чтением книг, дозволенных последней, но нежелательных в репертуаре массового, «народного» или детского чтения.
До октября 1917 г. библиотечно-педагогическая цензура осуществлялась Ученым комитетом Министерства народного просвещения, возникшим в 1818 г. Первоначально он ограничивался преимущественно учебными делами — разработкой программ для высшей и средней школ и т.п. Характер его деятельности резко изменился в 1860-е гг., когда появилось «высочайшее повеление о рассмотрении учебников и книг для детей и народа» (РГИА. Ф. 776. Оп. 3—1866. Д. 275). На его основании в 1869 г. при Ученом комитете был создан Особый отдел, ведавший допуском книг не только в учебные заведения, но и в появившиеся на волне «великих реформ» бесплатные народные библиотеки-читальни. На протяжении почти полувека (1869—1917) ни одна книга не могла попасть в них без особой визы на титульном листе: «Допущена Особым отделом Ученого комитета для ... библиотек». В отличие от Главного управления по делам печати, которое начиная с 1884 г. трижды выпустило «Алфавитный список произведений печати, запрещенных к обращению в публичных библиотеках и общественных читальнях», он выпускал списки разрешенных книг. Во второй половине XX в. был усилен надзор за распространением и чтением книг, дозволенных общей цензурой, но нежелательных в репертуаре массового, «народного» чтения. Закон от 4 февраля 1888 г. предусматривал комплектование народных и школьных библиотек только книгами, одобренными указанным учреждением; все остальные автоматически считались запрещенными. На основе отзывов членов Особого отдела время от времени издавались «министерские каталоги», не раз подвергавшиеся острой критике со стороны просветительски настроенной либеральной интеллигенции. В состав таких библиотек допускалось не более 2—3% выходившей в стране печатной продукции, причем предпочтение отдавалось официозным и безупречным в идеологическом отношении изданиям. Основные мотивы запрещений: «несоответствие произведения духовным потребностям детей и народа» (характерно, что между ними ставился знак равенства), «изображение страданий», «уныние», «отсутствие положительных начал» и т.п.
В пореволюционное время (наиболее отчетливо — в 1920-е гг.) регламентация книжного обращения проводилась тремя учреждениями, занятыми «формовкой» нового читателя. Во-первых, созданным в 1919 г. Главным ученым советом (ГУС) при Наркомпросе, первым председателем которого был заместитель наркома, ведущий советский историк-марксист М. Н. Покровский. Согласно одному из циркуляров Главлита, «детская (художественная и научно-популярная) книга принимается гублитами на просмотр только при наличии у издательства разрешения Государственного Ученого Совета, куда предварительно и должны представляться материалы, предназначенные к печати». В дополнение указывалось, что «за нарушение вышеуказанного постановления частные лица подлежат ответственности по ст. 185 Уголовного кодекса РСФСР, а книги, изданные с нарушением настоящего постановления, подлежат конфискации в судебном порядке» (РГАЛИ СПб. Ф. 31. Оп. 2. Д. 54). Таким образом, без предварительной санкции ГУСа не могла в 1920-е гг. выйти ни одна детская или учебная книга.
Во-вторых, ГЛАВСОЦВОСом (Главным управлением по социальному воспитанию при том же наркомате), который рекомендовал или запрещал уже вышедшие книги «для употребления» в школьных и массовых библиотеках.
В-третьих, главную роль играл в этом процессе Главполитпросвет, руководимый Н. К. Крупской, периодически проводивший, с одной стороны, очистку массовых библиотек от «контрреволюционной» литературы, а с другой — регулярно печатавший на страницах издаваемого им журнала «Красный библиотекарь» списки книг, «вредных с педагогической точки зрения». В последующие годы наблюдение за составом массовых и школьных библиотек возлагалось соответственно на Министерство культуры и Министерство просвещения.
- Библиографическое описание ссылки Блюм А. Статьи для энциклопедии «Цензура»/ А. Блюм// Новое литературное обозрение. — 2011. — № 112.